Я сидел, как молнией убитый,
В табуретку задницею вжатый.
Шутка ль, позвонила Маргарита
И просила быть ей провожатым.
Мне не каждый день бывает счастье
Погулять с красавицею томной,
Я же ведь нисколечко не Мастер,
Я Иван, хотя и не Бездомный.
В чьей же роли быть мне рядом с Нею?
Быть Котом? Фаготом? Азазелло?
Обзавёлся треснутым пенсне я,
Примусом и жёлтый клык приделал.
Сбрызнулся слегка одеколоном,
А потом поехал до вокзала.
Маргарита, выйдя из вагона,
На меня взглянув, расхохоталась:
"Где же эту рухлядь ты берёшь-то,
Что царя Гороха вдвое старше?
Ты же проводник, а не старьёвщик!
Ну, давай, веди до Патриарших".
А сама красавица такая...
Но сначала вёл себя я скромно,
Хоть и байки врал, не умолкая,
Шли покуда с ней по Малой Бронной.
А у Патриарших посидели —
Понял, что в её я полной власти.
Что же я не Воланд, в самом деле?
Да всего скорее и не Мастер.
Как не сотворить себе кумира?
С ней готов я был хоть к пчёлам в улей,
Словом, в нехорошую квартиру
Ненадолго с ней мы завернули.
Так и проходил бы целый день я,
Нипочём мне рядом с ней усталость,
Но немудрено, что от хождений
Спутница моя проголодалась.
Чтобы не закончились плачевно
Наши променады по Садовой,
Мы зашли в какую-то харчевню
(Лучше бы в Макдональдс, право слово).
Интерьер в харчевне не интимный
Но слегка, скажу я, аномальный —
Там по потолку всему картины,
Ощутил себя я, будто в спальне.
Не к добру картины там висели:
Я глазами ел свою красотку
И настолько сделался рассеян —
Даже заказал коньяк, не водку.
В общем, я поплыл, как говорится,
Кровь с тестостероном встали в жилах.
Быть хотел метлой для Маргариты,
Но она, увы, не обнажилась.
На меня взлянула только кротко,
А потом промолвила серьёзно:
"Коли плохо помнишь сковородку,
Станешь головою Берлиоза".
Стало мне тоскливо отчего-то:
Просто так, взяла и отказала.
Думал завести её в болото,
Но повёл к Казанскому вокзалу.
Я свою обиду пересилил,
Хоть и было мне, не скрою, трудно,
Даже к Грибоедову сходили,
Памятнику, что на Чистопрудном.
А потом, ничуть не беспокоясь,
Что герой отвержен и несчастен,
Села Маргарита в скорый поезд
Да и укатила восвояси.
Расставанье сдюжил еле-еле,
Запил даже, а потом — расплата:
Голова болела две недели,
Прямо, как у Понтия Пилата.
Скажете, что враки Ванька пишет?
Знайте же тогда на всякий случай:
Маргаритой мне была Кикиша —
Лучшая болотная пензючка.