Опять Июль, опять жара,

уснули в поле трактора,

лишь беркут стелется в лазури,

без всякой дури,

ведь ему, совсем не скучно одному,

известно, беркут – мощь и стать и триста лет ему летать,

не то, что мне.

А я в тенёчке, скучает закусь на пенёчке,

скукожился, во рту травинка, ах, где ты чудная Полинка...

но чур, молчок. Об этом никому ни слова,

а то ведь снова,

– бряц сковородкой по башке! И тут же колики в кишке,

от страха

и слюна у горла,

а потом:

«Ведь ты, зараза бросил дом, семью забыл,

неделю траву не косил, забор чинил-не починил».

Всё это Клавка.

Ну а я?

Презрев поимку журавля,

всю ночь во сне ловил синицу, и сны нанизывал на спицу.

Сходить мне что ль к соседу Васе? Там пребываю в ипостаси

Паета!... (о-хо-хо) паетам нынче не легко.

Мерси тебе судьба за это, мерси тебе, судьба, за то,

что справил зимнее пальто, да и вообще, что Клавка где-то,

а не зудит про сё, про то.

Июль. Жара. В разгаре лето. Уснули в поле трактора,

но я не думаю про это, скорей про то, что мне пора,

убрать весь мусор со двора, а то воняет. Ведь жара.

Гоняет мячик детвора, в поту, в экстазе, в тучах пыли,

а про меня тут все забыли. Не мудрено – Июль Жара…