Опять Июль, опять жара,
уснули в поле трактора,
лишь беркут стелется в лазури,
без всякой дури,
ведь ему, совсем не скучно одному,
известно, беркут – мощь и стать и триста лет ему летать,
не то, что мне.
А я в тенёчке, скучает закусь на пенёчке,
скукожился, во рту травинка, ах, где ты чудная Полинка...
но чур, молчок. Об этом никому ни слова,
а то ведь снова,
– бряц сковородкой по башке! И тут же колики в кишке,
от страха
и слюна у горла,
а потом:
«Ведь ты, зараза бросил дом, семью забыл,
неделю траву не косил, забор чинил-не починил».
Всё это Клавка.
Ну а я?
Презрев поимку журавля,
всю ночь во сне ловил синицу, и сны нанизывал на спицу.
Сходить мне что ль к соседу Васе? Там пребываю в ипостаси
Паета!... (о-хо-хо) паетам нынче не легко.
Мерси тебе судьба за это, мерси тебе, судьба, за то,
что справил зимнее пальто, да и вообще, что Клавка где-то,
а не зудит про сё, про то.
Июль. Жара. В разгаре лето. Уснули в поле трактора,
но я не думаю про это, скорей про то, что мне пора,
убрать весь мусор со двора, а то воняет. Ведь жара.
Гоняет мячик детвора, в поту, в экстазе, в тучах пыли,
а про меня тут все забыли. Не мудрено – Июль Жара…