В декабре начались занятия по специальности, специальность та называлась - "Химик-лаборант котельных установок" и заключалась в постоянном контроле качества, циркулирующих в различных отопительных системах, воды и пара. Попадая в боевую часть, эти учёные алхимики чудесным образом превращались в чумазых кочегаров с привилегией начхать на строевую и ежедневно мыться от пуза.
Вот когда вспомнились в полной мере школьные и ПТУшные учителя - военные отличались от них в корне. У них все законы и формулы подчинялись военной дисциплине. В хим-лаборатории нередко можно было услышать:
- Реакцию окисления-восстановления начи-най!
- Окончить реакцию!
Не было ни одного преподавателя, чтоб не обладал способностями усыплять курсантов и только тут солдаты познавали азы экстрасенсорики - видимо, отбор преподавателей был очень серьёзный.
Самое дубовое дело - наряд по столовке, да еще в Новогоднюю ночь. Это нужно за сутки, двадцати доблестным войнам отпидерасить минимум три футбольных поля полов, помыть с хлорамином двенадцать тысяч скользких, как жабы алюминиевых тарелок, которые чуть тёплой водой от комбижира просто не отмыть, также пятнадцать тысяч не менее скользких ложек, более тысячи котелков, около тысячи чайников и столько-же разводяг, а ещё почистить четыре тонны картошки и так, по мелочам: лучок, морковка...
Именно в такую новогоднюю засаду и попал Шуркин взвод Обидно не было - было не до того. На улице крепкий морозец потрескивал и позвякивал сосульками, а тут войны ракетчики, разошедшиеся от пара, правили свой новогодний шабаш. Гоношение возле туалета привлекло Шуркино внимание - пацаны пили одеколон.
Протянули ему кружку, он пригубил и тут же выплюнул - была нужда травиться и, напевая чего-то там про арлекинов и пиратов, направился в зал, домывать полы.
- Эй, воин! Ты чего такой весёлый? - дежурный прапор был сер и зловещь, как немецкий танк.
- Так Новый год наступил, товарищ прапорщик. С наступившим Вас!
- А ну-ка, иди сюда! Дыхни!
- Что, одеколон пил?, - молчание...
Прапор подвёл Шурку к туалету, а там пузырьков пустых видимо-невидимо....
- Твои?
- Угу...
- Где брал одеколон?
- По тумбочкам наскрёб...
- Стой тут....
Пока прапор ходил стучать дежурному по части, Шурка заставил любителей отечественного парфюма съесть по охапке лаврового листа и затихариться. Его отстранили от наряда и отправили в казарму спать...
А то, о чем говорил военврач в Москве, началось на следующий день.
Комбат Юдин на пару с политруком чихвостили парня перед всей батареей в сто шестьдесят лиц и в хвост, и в гриву, мол, падла, у своих товарищей воровал, чтобы только нажраться, как свинья, и как Шурка понял, ещё не придумали такой смертной казни, чтоб разнести его вдребезги и клочья...
Вдруг, он вспомнил про детский садик - в миг майор с замполитом превратились в двух маленьких шалопаев. Один из них держал за ногу тряпичного зайку и при этом, что-то выразительно говоря (а детский лепет и речь военного мужа мало чем отличаются), он яростно размахивал худенькими ручками и этот несчастный зайка при каждом взмахе бился тряпичной мордахой об пол. Смешно не получилось - в этом зайке Шурка увидел себя, в его арбузной башке на тот момент звучало только одно:
- За чтоооо, блин!!!!!
Позади него в строю стояли пацаны с виноватыми лицами и сверлили взглядами его затылок...
Вечером Шурку подозвал к себе сержант замкомвзвода и без злобы, с уважением и теплой интонацией в голосе, пожимая руку, тихо произнёс:
- Держись, брат, в армии и хуже бывает, я знаю всё...
- Что, стуканул кто-то?
- Не важно. А если взял всё на себя - тяни до конца.
На душе просветлело. Через пару дней отношение всего комсостава стало мягче и человечнее, хотя на всех собраниях продолжалась показушная порка, но это было нужно для проформы, маховик то уже раскручен и его не остановить...
Через неделю затеяли строевой смотр, каждая батарея должна была строевым шагом проломить асфальт перед высокой трибуной на которой восстоял Царь и Бог всея учебки - генерал-майор Мороз.
Солдаты делали парад, а генерал свирепо орал с трибуны в хрипатый мегафон:
- Ножку, ножку дайте! Строй держать, мать вашу! Что вы как беременные бабы...
Парадный прогон закончился разносом всей части, что мол, распустились, сволочи, не можете даже элементарного - строем пройти, дисциплина никчёрту, одеколон жрёте...
Такого триумфа Шурка даже не мог себе представить. Его выперли из строя и вся пятитысячная учебка под громогласные оскорбления генерала, выражала ему своё презрение. В этот момент ему хотелось провалиться сквозь землю, стереть себя самого в порошок, он уже и вправду начал верить в то, в чем его обвиняют. И вдруг всё стало по-фигу, будто в голове лопнула капсула с “Пофигином” и на продолжение генеральской истерики он уже внимания не обращал. Генерал поистерил ещё минут пять и яростно разогнал своё бездарное войско по казармам, проводить парко-хозяйственный день.
Озлобленные офицеры напрягли солдат тотальной уборкой: все койки были сдвинуты в один угол и натирание полов шло полным ходом...
- Батарея, смирно!
Шурка, как и все курсанты вскочил, вытянулся по стойке "смирно" и (о ужас), прям на него шёл генерал Мороз, но он прошёл как бы сквозь Шурку, даже не заметил, будто его не было вовсе. Ругаясь и матерясь он прошёлся сквозняком вдоль казармы, неожиданно подбежал к Шуркиной койке и заорал:
- Чья это койка?
- Рядового Мишина!
- Где этот рядовой?
- Товарищ генерал-майор, рядово...
- Воин, вас учили заправлять постель?
- Так точно!
Видимо, когда сдвигали кровати, кто-то нечаянно присел на его койку. Ну, почему именно на его, и почему именно сегодня...
А генерал не ждал реакции на своё замечание, он уже был близок к оргазму и распалялся всё сильней и сильней, орал что все твари и заросли плесенью, развели пауков и червей, дисциплины не стало, воруют дуг у друга сволочи, одеколон жрут...
- Кто этот солдат?
- Рядовой Мишин!
Розовые, поросячьи щечки генерала окрасились помидорным румянцем и резко перешли в свекольный спектр, а эти глаза человека, страдающего жесточайшим запором, не оставляли разгильдяю Мишину ни единого шанса на жизнь...
У Шурки в башке лопнула вторая капсула с "Пофигином", последнее, что он услышал,
- Отчислить в самое ближайшее время, в самую дальнюю точку Советского Союза!

Через неделю за Шуркой приехал какой-то литёха из Прибалтики. На его проводы пришло всё командование батареи, ошалевший лейтенант не мог понять, с какого пирога простому отчисленцу такие почести. Все обращались к нему по имени, панибратски хлопали по плечу, жали руку, говорили что он настоящий мужик и желали столько хорошего, что Шурку пробило на слезу с соплёй и он растроганный влез в автобус, который скрипнув дверьми, фыркая повёз его к новому месту службы.