Забрался вчера на кудыкину гору,
Большая гора и чего, блин, полез?
А все потому, что в студеную пору,
Мне Клавка звезду заказала с небес.

Мол, хватит хлестать по вси дни самогонку,
Езжай-ка ты дурень, не знаю куда,
Но, что бы в неделю, сияющей, звонкой,
На лоб мне пришпилилась типа звезда.

И что тут поделать? Вот глупая баба!
Сказала б про бусы, иль там, гребешок,
Сама величава, как ствол баобаба,
А хочет как в книжке – быть павой с вершок.

По мне, – так скажу без затей и рутины,
Царевнам со звездами: - «Кыш, лебедя!»
Здесь ноги у баб как стволы у осины,
Колесами щеки, шарами грудя.

А ну как пожар? Или лошадь взбесилась?
Бывает – меня до избы дотащить,
Глядеть, чтобы рожь на полях колосилась,
Рублем одарить, или в глаз засветить.

Короче – шатался по кручам с неделю,
Тянулся, подпрыгивал, снять ее чтоб,
Но звезды, видать, высоко там засели,
Не хочут спускаться на Клавкин на лоб.

Вернулся домой собачонкой побитой,
Мол, - нет тебе, Клава, гостинца с небес,
Скворчит сковородка, парует корыто,
- И что же ты, глупый, в сам-деле полез?!

Уж ладно тебе, ведь я так. Для забавы,
Эх, больно нам бабам по сердцу мечтать…
Нам хочется каждой расхаживать павой,
Царевною-лебедем хочется стать.

Давай-ка за стол, разливай по стаканам,
Яичко разбей, закуси петушком,
Небось заскучал по родному баяну,
Садись на коня, прокатись-ка верхом.


Видал я принцесс, манекенщицу щупал,
Крутился с гулящей (зажри ее тля)
А тут, вдруг, поник бестолковкою глупой,
Расквасился рожей, повисла сопля.

Ну, кто еще встретит тебя у порога?
Накормит, простит, обогреет, прижмет?
А если случится проститься до срока,
Дорогою скорбной слезу оботрет?

Я все же вернулся не вовсе порожний,
В кулек, чтоб достать, осторожно залез,
Пускай не звезду но, почти невозможный,
Цветок, что растет где-то там, у небес.

Есть все-таки женщины в русских селеньях,
И в городе есть, да и как им не быть?
Хочу, что б для всех наступило прозренье:
Увидеть, понять и… навек полюбить.