Дурак твой Чацкий, право слово!
Когда б взаправду умным был,
То не злословя понапрасну
Он живо б Софью охмурил.

       ( из переписки Развалдайского с Грибоедовым )
      
-Вы меня уж простите, Марь Иванна, но только никакой он не герой, -решительно заявил Вовочка с солидностью, присущей его возрасту.
-Это он о Чацком? –мысленно изумилась старенькая учительница.
-О ком же еще? –сурово переспросил Вовочка, в одночасье ставший еще и телепатом.
–Известный вам Александр Сергеевич Пушкин всегда находил, что Грибоедов умен, а Чацкий глуп как пробка. Ах, как это верно подмечено! Чацкий болтун, бездельник и турист. Не надо делать героя из такого сомнительного типа. Народ может этого не простить.
-А кто же тогда по твоему герой? –учительница не могла оправиться от удивления.
-Молчалин конечно, -невозмутимо ответил Вовочка. –Умный мужик, деловой. Да без Молчалиных бы империя в одночасье рухнула. Утром и днем готовит Фамусову документы на подпись, вечером со старыми пенсионерами вельможного возраста в картишки, а ночью еще сиди с этой Софочкой и вздыхай при Луне! Молчалин же не спит вообще. И так день за днем. Да от такого графика Стаханов бы ножки протянул. А Молчалин даже не зевнул ни разу за всю пьесу. С коня вот только некстати брякнулся, может задремал на скаку. Подвело железное здоровье… Но это падение единственный недостаток, который можно в нем усмотреть.
-Но ведь он же подлец, карьерист, он ко всем втирается в доверие!- "праведно" возмутилась Марь Иванна.
-Быть вежливым еще не значит быть подлецом. Он пользовался проверенным психологическим методом, тем же что впоследствии и Пал Иваныч Чичиков, а потом уже и Дейл Карнеги в Америке…
-Гоголя мы будем проходить только на будущий год, а Карнеги вообще не входит в школьную программу! –в отчаянии пробормотала учительница.
Вовочка в ответ многозначительно хмыкнул, намекая на то, что не собирается скрывать своих обширных познаний из области литературы, даже из уважения к сединам почтенной педагогини.
-Нет, Марь Иванна, Вовочка прав. Был бы Молчалин подлецом, да карьеристом, он бы Софью соблазнил. Раз- два! А если девица в положении, тут уж Фамусов ори –не ори на свадьбу бы дал добро, и для зятя бы потом расстарался. Вот вам и карьера. А Молчалин поступает как порядочный человек. Он тактически выжидает, чтобы у Софьи прошла дурь. А там, глядишь, и другим увлечется. Так что вы уж на него зря не наговаривайте! –сказал хорошист Кофейкин, имевший в школе репутацию Дон-Жуана.
-Вот, Фамусов –это форменный кобе…плейбой, -быстро сам себя поправил троечник Афончуков. –И если дочка в него пошла, то пиши пропало. Грибоедов вовремя комедию закончил. А то бы очень неприлично получилось. Николаевская цензура не пропустила бы подобного. Бенкендорф был бы в обмороке.
-Софья и в самом деле ветреная, мстительная и глуповатая. Девица с заскоками, -поддержала Афончукова отличница Кира Дюкина.
-Не то, что я, -хотела она добавить, но не добавила и все оценили ее скромность.
-Но ведь Софья -это один из первых сильных женских образов в отечественной литературе! –вскричала учительница, ощущая, что Вселенная рушится и конец света близок.
-Да, ну! Ее служанка дело другое. От нее и Фамусов тащится, и Молчалин, и буфетчик Петруша. Она небось вылитая Бритни Спирс, -сказал Дон-Жуан Кофейкин, профессионально облизнувшись. -А от вашей Софьи только Чацкий обалдел.
-Да и то потому что дурак! –неожиданно раздалось в классе.
Образованные дети сразу узнали голос Пушкина и одобрительно хихикнули.
-Правильно, Александр Сергеевич! Был бы Чацкий умный, то тоже обратил бы на Лизу внимание.
-Да был бы Чацкий столь умен, уж стал ли бы рассуждать он о верности Софьи, господа? Когда он укатить изволил ей было, лет четырнадцать от силы. О чем тут речь вести не знаю? –не унимался невидимый глазу классик. –А насчет Фамусова прошу обратить внимание на фразу его , довольно двусмысленную, в начале второго действия. По поводу вдовы- докторши, которая родить должна. Вам не кажется, что Фамусов приложил… усилия к появлению будущего ребенка. Иначе же откуда возьмется ребенок у вдовы…
-Пушкин! В школу только с родителями! –не своим голосом закричала Марья Ивановна и очнулась в учительской. Вот так задремала на переменке...
-Марья Ивановна, что с вами? –над ней заботливо склонился историк Сергей Ефимович.
-Вию в глаза посмотрела! –жутким шепотом ответила Марь Иванна и историк отпрянул в страхе.
Не без трепета подходила она к двери класса. Но опасения были напрасны.
Вовочка складным швейцарским ножом вырезал на крышке парты неприличное слово. Причем очень умело и аккуратно, готическим шрифтом и без трафарета. Это была виртуозная мастерская работа. Кира Дюкина втихаря читала под партой увлекательные мемуары потомственной авантюристки Хенды Хохиной. Кофейкин писал любовные записки сразу четырем одноклассницам в надежде, что хоть одна клюнет и пойдет с ним в кино. Афончуков пересчитывал заоконных ворон на тайваньском калькуляторе. Дети были заняты своими делами, слушали вяло и не проявляли живого интереса к бессмертной комедии. Казалось, репутации Чацкого ничто не угрожало.
И тут дверь внезапно раскрылась и в класс вошел Пушкин. Следом за ним и родители: мрачноватый Сергей Львович с бледной и встревоженной супругой. И всякому порядку в школьном мире сразу настал конец.