Мои знакомые, побывавшие в Швеции, недоумевают, отчего шведы не любят Карлсона. Обожание в России толстяка с пропеллером приводит нордический народ в недоумении. Скандинавы так поясняют свою позицию: «Но он же врун и хулиган». В музее Астрид Линдгрен русским туристам говорят, что писательница тоже была не в восторге от Карлсона. Так почему же «самого лучшего укротителя домомучительниц» не жалуют на родине, и так любят в России?
Конечно, тут можно списать все на обаяние мультяшного Карлсона или Карлсона театрального в исполнении Спартака Мишулина. Эти герои сильно отличаются от прототипа из книжки – углы сглажены. Однако, прочитав книгу Линдгрен во второй раз уже взрослым человеком (на ночь дочери), я понял, что дело не в мультике или спектакле, дело в душе Карлсона. Она у него… русская!
Живет в Стокгольме Малыш – вроде бы окружен заботливыми родственниками, дружит со сверстниками, но ужасно он одинокий, потому что жизнь вокруг разложена по полочкам, все выверено по часам и подчиняется четким законам, а места празднику – настоящему, не с запланированным «пирогом с восемью свечками» - нет.
И вот в эту размеренную, скучную жизнь врывается как разноцветная, шумная осенняя муха в «тихий час» жужжащее моторчиком непонятное существо, которое живет – страшно сказать – на крыше! Уже одно это необычно. Это существо любит доказывать, что оно самое лучшее в мире во всем. Что бы оно не делало – хорошее или плохое – это повод для непомерной гордости и… обиды, если кто-то не принимает это превосходство.
Карлсон не то, чтобы врет. Он сочиняет. Но когда ему надо – врет, врет, стервец, так нагло и красиво, что ему хочется верить. А иначе – он так не играет. Вот этим «полетели шалить – я так не играю» он покупает Малыша с потрохами. Малыш тянется к нему, как к запретному плоду, как к яркому, но невозможному в его обычной европейской жизни явлению. Малыш знает, что в его судьбе все предопределено, настолько предопределено, что он даже опасается, а не достанется ли ему в этом предопределении старая жена брата Боссе. А с Карлсоном ничего такого нет – от Карлсона всегда стоит ожидать какого-то сюрприза.
Карлсон, при всех его издевательствах над простодушием Малыша, не лишен чувства справедливости. Его справедливость не по закону, а по правде. Он может не замечать собственной несправедливости. Но когда ему лично чего-то не додают – тут он будет вопить. Или когда обижают слабого, не он, а кто-то другой обижает. Тут Карлсон становится «ангелом отмщения».
Его борьба за справедливость противозаконна. Он не нуждается в помощи стражей правопорядка. Нет, «лучшее в мире приведение с мотором» вершит суд само. Он спасает младенца, оставленного беспечными родителями, и при этом решает примерно их проучить. Он наказывает жуликов, наказывает методами, которые сами далеко за гранью закона. И он рьяно вступается в бой с фрёкен Бок как с ограничителем свободы. Даже не свободы, ибо по западным меркам, она не ограничивает свободу Малыша, она действует в рамках закона, которым является воля родителей мальчика. А вот на ВОЛЮ фрёкен Бок явно покушается.
И даже в борьбе с фрёкен Бок Карлсон включает задорновскую «соображалку» (в отличие от западного «они такие тупые»), изобретая способы противодействия так, чтобы они еще и принесли толстяку какую-то выгоду: толи в виде сворованных плюшек, толи в виде развлечений. А с каким мошенническим артистизмом Карлсон собирает конфеты «на благотворительные цели»? Надо ли говорить, что благотворительные цели – это сам Карлсон. Естественно, это претит западному представлению о благотворительности, зато как это по-нашему! Мы можем кричать, что это не так, что мы сами на благотворительность готовы отдать последнюю рубаху, но эта рубаха отдана нами в фонды, которые благотворительны были только сами к себе ;-)
И самый главный эпизод, который заставил меня поверить в русскость Карлсона, - это случай с уборкой его домика. "Соображалка" Карлсона раскрутила Малыша сделать генеральную уборку в домике на крыше. При этом сам толстяк лежал и ничего не делал, а Малыш пахал с «завидным немецким качеством», да еще при этом получал словесные тычки от хозяина домика.
А что это было за жилище! Вместо стола – верстак, никаких удобств – все во дворе, то есть на крыше. Пол завален мусором. Вещи разложены не по полочкам, а пребывают в самых несуразных местах. Все это контрастирует с комнатой Малыша, где только что Карлсон сделал «генеральную уборку». Он «расчихал» по комнате содержимое пылесоса и превратил беленькие занавесочки в серые тряпки с бахромой, да еще чуть было не уничтожил самую дорогую марку Малыша.
Куда же Карлсон предложил выбросить весь мусор, собранный в домике его маленьким другом, ведь «на крыше нет мусоропровода»? Ну как же нет?! У Карлсона оказался «самый лучший мусоропровод в мире»! Он выхватил у Малыша ведро и лихо высыпал все содержимое с крыши прямо на прохожего с сигарой. Европейски воспитанный Малыш попытался было протестовать, на что Карлсон ответил: «А кто просит прохожих гулять под мусоропроводом?». После этой процедуры человечек с мотором сел на крылечке домика и стал грызть сушеную вишню, выплевывая косточки прямо на крышу, по которой они звонко катились вниз…
Ну и кто после этого усомнится в том, что Карлсон – русский? А с другой стороны, да и русские, как учит нас история, тоже все немного… шведы.