Гнёт дубраву, как травку пустяшную!
Так бы город сумел засвистать
Как башкою – надвратною башнею,
Если ртом воротА посчитать!
Нет в округе детины здорового,
Иль волхва – колдуна…Есть земляк,
Чуть поболе наросту дубового:
Свистом – лих, а телесно – мозгляк!
Не в меха он обряжен ясачные,
А в рядно, словно шпынь – бардодым:
Соловьи – по природе невзрачные,
А разбойник – ещё нелюдим…
Но зудит естество окаянное
Въехать в город на белом коне,
Выбить напрочь окошко слюдЯное,
Да представиться младшей княжне!
Насвистать серенадство Гишпанское,
Чтоб от трелей душа занялась,
Взять красаву в седло басурманское –
И в чащобу, подальше от глаз!
Ну, а вдруг, как сфальшивишь? От сраму-то
Только в петлю плешивой башкой!
Ох, не знает он нотную грамоту…
Голосишко – совсем никакой…
Свист – и только – в программе заявленной!
Где то видано, чтоб соловей
Обретался на древе – с роялиной?
Грянься о земь, а сверху – «Стейнвей»!
Эх, обрыдло житьё забубённое!
Тошно даже с Ильёй воевать:
Богатырь – существо приземлённое,
На искусство ему наплевать!
Как мужик, с прибауткой корявою,
Ткнёт для смеха в гузно копьецом,
Да и ссадит на землю…булавою,
Поглумиться над сирым певцом!
Что, мол, буркалы выкатил бляхами?
Свищешь тварям лесным в две щеки,
А княжна – хороводится с ляхами:
Те на лютнях бренчать – мастаки!
Слышь, намедни с шотландским волынщиком
Повенчала молодку молва…
Ох, не стать тебе рода зачинщиком-
Так и сгинешь в лесу, однова!
Да…купцы сокрушалися оченно:
Вновь от свиста насилу спаслись!
Выступленье валютой оплочено?
Что замялся, скалдырник? Делись!
Стонет нелюдь, как бес на заутрене:
Не удастся ему по весне
Измениться и внешне, и внутренне
Оженясь на дебелой княжне!
Так и свищет он, злой да расхристанный,
Ужасая купцов и волкОв:
Непонятный народу, непризнанный,
И бездетный – во веки веков!