Просыпаюсь утром рано,
из кошмара сразу в пот.
Бытия на сердце рана –
страхов полон и забот.
Не надев ещё рейтузы –
плоть ещё обнажена –
мыслю: как дела у Музы,
как там дочки и жена?
Каюсь перед образами,
в глубине души протест:
Музы смех перед глазами
и беременности тест.
Воду лью из душа лейки
по скукоженным местам
я с вопросом: как Индейкин
без воды покамест там?
Мой вопрос не смеха ради –
не причём тут смех и ржа.
Слышал я, что в Волгограде
трубы все проела ржа.
Друга мысленно жалею:
гнили трубы те давно
и, прогнивши, на аллею
транспортируют говно.
Завтрак ем и после стопки
мысль тревогу родила:
как дела у внука Стёпки,
как у зятя там дела?
Выезжая на работу,
о домашних, дома вне,
проявляю я заботу.
И о тех, кто дорог мне.
О сотрудниках, кто в штате
фирмы нашей – женский пол.
О поэте, с кем в Кронштадте
мы играли в литробол.
О кассирше Маше в «Ленте»,
с бюстом пышным – номер пять,
о России, Президенте
и о Музе, блин, опять.
За родных переживая,
за работу не берусь.
Как там Тома Кошевая?
Как там в целом Беларусь?
Как там в стенах Шоушенка
молодёжь и старики?
Перейдёт ли Лукашенко
в ночь границу у реки?
На неделе жду субботы,
на квартале жду весну.
Озабоченный с работы
приходя, иду ко сну.
Просыпаюсь: душ и завтрак –
рюмка водки, полсырка.
Точно так же будет завтра…
Блин, не жизнь, а день сурка.