Pan Kowalski
Провинциальная легенда
Она гуляла в поле чистом,
Приехав в дальнее село,
И там влюбилась в тракториста.
О, как же им не повезло!
Она стихи ему читала,
Превысив всяческий предел.
И до того его достала,
Что он убил её и съел.
Отравлен страшным этим ядом
Он, поминая чью-то мать,
Окинул мир безумным взглядом,
И тоже начал сочинять.
И вам расскажут старожилы:
Прошло немало зим и лет
С тех пор, как стал нечистой силой
Несостоявшийся поэт.
Когда в селе поют подруги,
Отведав вкусного борща,
Он тенью бродит по округе,
Стихи невнятно бормоча.
Она была столичной штучкой.
Приехав в дальнее село,
везде бродила с авторучкой –
стихи писАть её влекло.
Она без продыху писАла
их в свой потрёпанный блокнот.
И всё ей мало было, мало…
Вдруг видит: тракторист идёт.
Она немедленно влюбилась
любовью страстной в молодцА.
И сердце женское забилось,
как после крепкого винца.
А тракторист тот был не промах
и враз повлёк её в кусты,
сказав ей, что, мол, сексодромов
таких и не видала ты…
Она немедля согласилась,
мол, я с тобою хоть куда,
и потихоньку прослезилась:
вот и зажглась её звезда!
Но перед тем, как ей отдаться
мужчине в зарослях ольхи,
сказала, будем, мол, сношаться,
но прежде я прочту стихи…
Из сумочки своей достала
заветный толстенький блокнот…
И два часа стихи читала
на фоне сдержанных зевот.
И снова сумочку открыла,
мол, у неё стихов полно …
На этом всё, сказал верзила.
Стихи твои, имхо, г…но!
И задушил он поэтессу,
и бабы говорят, что съел
без жалости и политесу.
Такой вот вышел беспредел…
И что-то с ним потом случилось,
он заговариваться стал.
Сознанье, видно, помрачилось…
С лица сошёл он, исхудал.
Сидел с похищенным блокнотом
ночами в зарослях ольхи
и тихо бормотал чего-то,
предположительно, стихи…