Снова март закружился, завьюжил,
Наморозил на лужах ледок.
Слопав пару сосулек на ужин,
На скамейке под вербой прилёг.
Ночь пушистую хрустом тревожа,
Через полуоттаявший парк,
Шёл, на принца ничуть не похожий,
Одинокий печальный маньяк.
Словно вспомнив, окутанный дрожью,
Что причастен колдунье Весне,
Март всхрапнул и... поставил подножку,
Торопящейся в сумраке, мне.
Брызнул стрелкой чулок на колене,
Огласили проклятия парк...
Тут, как дротик Амура из тени,
Подлетел одинокий маньяк.
Цеховых нарушая свод правил,
Умоляюще глядя в глаза,
Встать помог мне, причёску поправил
И, смущаясь заметно, сказал:
- Может быть, я совсем Вас не знаю,
Не гожусь ни в князья, ни в цари,
Но пойдёмте ко мне, выпьем чаю...
Я не пил его месяца три.
Сердце девичье трепетно сжалось,
Подбородка смягчился овал,
А маньяк, нажимая на жалость,
Нежно пальчики мне целовал.
... Стука ходиков не замечая,
Ушатав до упаду кровать,
Луч рассвета мы встретили чаем
И поставили чайник опять...
Сказки редко становятся былью.
Для себя же решила я так:
Лучше принца на белой кобыле -
Озабоченный личный маньяк.