Во мне живёт художник. Где? Внутри,
Чуть-чуть повыше низа живота.
Бывает, он такого намудрит,
Что так и тянет крякнуть: «срамота!»

Не разделяя лапочек и мымр
Он дико, но осознанно вполне,
Имеет свой особый взгляд на мир,
А именно – на женщин в нём, и вне.

Что толку знать – какой инстинкт древней?
Когда снимаешь шёлк, и бахрому,
Душа поёт, что зрелище – по ней,
А нижний утверждает – по нему!

Вступая с добрым ханжеством в разлад,
Спросив себя – «дурак, да ты в себе ль?»
Художник представляет свой расклад,
Хоть видит то же, что цепной кобель.

Готовый к старту, как прыгун с шестом,
Иль как сапёр, вставляющий запал,
Творец потОм поведает о том,
Куда он не был послан, но попал.

Все знают – и промокший от слюней,
И высохший, как лещ на бечеве,
Что взгляд на это дело – тем верней,
Чем гуще шлейф тумана в голове.

И пусть стоишь в гробу одной ногой,
Зато второю – всё ещё в раю:
Что всем мужчинам надо одного –
Брехня!
       Одну, и каждому – свою!

А мой художник может колдовать,
Его не надо править и учить:
Он точно знает, что нарисовать –
Уже наполовину получить.

Он, портретист эпохи Кроманьон,
Живущий вне времён и государств,
Напишет глиной на стене ЕЁ!
(Хотя она, возможно, и не даст…)